Look down! Look down! [/i] — Гремит оркестр закованных в цепи заключенных. Хлещет дождь. Вырвавшись из воды, камера оператора воспаряет над огромной панорамой канала, куда преступники пытаются затащить огромный корабль. Стоят на высокой стене, за ними бесстрастно наблюдает инспектор Жавер. По коже проходят мурашки – кажется, на тот ли фильм я попал в кино? Вы хотите сказать, что это великолепие снял до ужаса сдержанный и скучный Том Хупер, автор пресного “Король Говорит” ? Этого не может быть – нет, я положительно уверен в том, что этого не могло случиться. Должно быть за камерой стоял кто-то другой, но только не он.

Увы. Как показывают дальнейшие два с лишним часа, снял это действительно Том Хупер. Впрочем, в отличие от “Короля”, монструозный проект британского режиссера, выходца с телевидения, экранизация мюзикла “Отверженные”, хотя бы оставляет после себя кучу эмоций. Спорных, разных, но все же оставляет.

Давно я уже не видел такого противоречивого проекта, как “Отверженные”. Иногда, кажется, что отдельные части действительно снимали разные люди, так уж разнится подход авторов к созданию тех или иных сцен. Здесь на каждый величественный полет камеры приходится десять бесконечных крупных планов, на каждую мощную композицию находится противовес в лице затянутого “плача души” какого-нибудь героя. Качество актерских работ скачет, как кардиограмма. Действие мечется между историей Жана Вальжана и рассказом о Французской Революции, поочередно перемещая свои приоритеты с одного на другое. И вся эта махина надвигается на зрителя, вводя его в потрясающей по своей природе ступор. Ну как вообще можно судить о фильме, впечатление от которого у тебя меняется вместе с переключением на следующую сцену?

Неровности “Отверженных” начинают бросаться в глаза уже после первой сцены. Том Хупер будто бы боится ошибиться перед родителями, и навязывает ограничения на большинство технических аспектов фильма, что приводит к неприятному результату. Главной проблемой является операторская работа – Дэнни Коэну (“Король говорит”) явно тесно в рамках крупных планов лиц исполнителей, которые навязывает ему Хупер еще с “Короля”. Стоит только актерам отвлечься от пения, как камера вольной птицей устремляется ввысь, спеша хотя бы на пару минут показать нечто большее, чем напряженное лицо и тяжкие муки души.

Решение записывать пение актеров прямо во время съемок, безусловно, смелое, но такое же спорное, как и сам фильм. Голоса звучат естественнее, да. Однако стоит ли это того, если визуальным сопровождением “чистого пения” будет один-два крупных плана от начала песни и до самого ее конца. Судя по всему, таким образом, Хупер стремился добиться еще большей аутентичности певца – мол, если поет на площадке, то пусть зритель видит его эмоции, его боль, счастье и страдание. Идея хорошая, не спорю. Но только в идеале. В действительности же зритель битые полтора часа из двух с лишним, наблюдает за похожими друг на друга планами, не особо понимания – куда и кому поют герои?

Взять, к примеру, сцены с прекрасными сольными партиями Рассела Кроу. Он, фактически, оказался единственным человеком, который смог избежать проклятия одинаковых планов – во время исполнения ее текстов оператор показывает нам и окружающую героя обстановку, и отражает его внутренние переживания на каких-то внешних деталях. Так, Кроу, поет, обращаясь то к звездам, то к воде. Практически во всех остальных случаях оператор ограничивает кадр рамками лица персонажа, не показывая того, что творится вокруг. Из-за этого кажется, что актер поет не залу, а рамке экрана или пустоте. Здесь я имею ввиду сольные партии, потому что с “общими” песнями дело обстоит гораздо, гораздо лучше. А “Сольники”, кстати, еще бывают безбожно затянутыми.

Здесь ситуацию должна была спасти актерская игра. Если поют не очень, то, может, хоть сыграют хорошо? Увы, далеко не всегда ситуацию спасает актер. Для сравнения достаточно будет взять две сцены – одну, в которой Фантина в исполнении Энн Хэтэуэй поет “I Dreamed A Dream” и песню Мариуса (Эдди Редмэйн) “Empty chairs at empty tables” , которую он исполняет в пустом доме, после смерти его соратников. В первом случае идет такая отдача, что хочется скрипеть зубами, разделяя несчастную долю Фантины. Во втором примере появляется нестерпимое стремление стереть пустое лицо молодого юноши с экрана, чтобы он не зря портил печальную картину. Разница становится видна, в первую очередь за счет того, что обе сцены сняты, конечно же, крупными планами, без намека на внешнее движение.

Примерно такая же ситуация обстоит и с остальными актерскими работами. Если, к примеру, вам не нравится пение Хью Джекмана, то вы хотя бы посмотрите, как он играет. То же можно сказать о феерических супругах Тернадье (Саша Барон Коэн и Хелена Бонэм Картер) – свои роли они отыгрывают по полной программе. Но вот молодая гвардия часто подводит – приятно удивляют здесь разве что партии Эпонины (Саманта Баркс) и Анжольраса (Аарон Твейт). Зато песни выросшей Козетты (Аманда Сейфрид) и Мариуса, часто обыденны и даже слабоваты. Их актерские работы не спасают положение совершенно. Забавно, что весь молодняк в целом, уделал Дэниел Хаттлстон в роли Гавроша. Поет и играет он гораздо убедительнее, чем его “молодые соратники”. Одновременно хорошо играть и петь получается только у двух людей – у Рассела Кроу (Жавер) и Энн Хэтэуэй (Фантина). Но поскольку роль Хэтэуэй длится не так уж и долго, всю оставшуюся часть тащит на себе, приятно удививший пением, Кроу.

С точки зрения сюжета тоже не все хорошо. Противостояние Жавера и Вальжана не выглядит борьбой – скорее беготней одного от другого и обратно. Революция, о которой твердят народу дети богатых аристократов, чувствуется только в общих сценах, тогда как настоящего противостояния между революционерами и армией нет. Создается впечатление, что армия давит не восстание нескольких сотен людей, а огромной толпой наваливается на пару десятков человек на одной-единственной городской улице.

Впрочем, есть и хорошие сцены – великолепная часть с Хэтэуэй, где она перевоплощается из рабочей фабрики в проститутку. Попытки поднятия революции и кровавая расплата за них. Внутренние мучения Кроу и его финальная сцена. Плюс все моменты, связанные с супругами Тернадье. И стоит отметить еще линию Эпонины, которая, хоть, и подана обрывочно, но сыграна явно не фальшиво.

Оценивать фильм, в итоге, невозможно. Как эпопея он не работает – слишком неравномерное распределение между линиями революции и противостояния Вальжана и Жабера. Как мюзикл он весьма посредственен – дело даже не в пении, а в том, что типичных выступлений, свойственных этому жанру, здесь мало. Как пример, могу назвать начальную сцену, и неплохой вариант с танцами проституток. В остальном же здесь скорее пение заменяет повествовательный аспект, нежели служит для создания номеров и некого шоу. Однако, несмотря на шаткость истории, сильную разницу между уровнем актерской и вокальной работы, несмотря на невыносимые крупные планы, назвать “Отверженных” плохим фильмом у меня язык не повернется. Хочется занести все под одну гребенку, списав отдельные минусы на качество всего произведения, но это будет несправедливо. Здесь есть хорошие песни, здесь есть несколько прекрасных актерских работ, есть хорошее пение, есть великолепные операторские панорамы.

Да и даже спустя всю критику и перечисление минусов, в голове до сих пор держится открывающая фильм сцена. “Отверженных” все же стоит посмотреть – плохого здесь чуть больше, чем хорошего, но то хорошее что есть, стоит потраченного времени. По крайней мере, даже если вас не впечатлит переработанная история Гюго, не заденут актерские работы, то несколько композиций точно останутся в голове. И главным образом, конечно, задержится та, в которой десятки преступников, тянут корабль и, гремя цепями на весь мир, восклицают в ответ хлещущему дождю: